Скрип двери, едва различимый за шумом и гамом славного кабака, впустил за порог обыкновенного плотника, годами стругающего на верфи весла и мачты для будущих покорителей Нового Света. Окинув взглядом заполненное людьми пространство, он приметил пустующее место в дальнем углу, слабо освещенном пляшущим пламенем свечей. Стараясь не задевать одурманенный пивом народ, плотник направился к темному, спокойному углу.
Несмотря на неприглядность этого места со стороны, покосившийся от старости столик и скрипящую скамью, отсюда открывался шикарный вид на кабак. Странно, что за все те десятки лет, прожитых в этом городе, плотник впервые пришел в этот кабак один и опробовал этот старенький столик. Заказав пинту терпкого меда, он решил воспользоваться столь удачной ситуацией и просто понаблюдать за бурлящей этим вечером жизнью в «Взъерошенном Кабане».
Подперев подбородок привычной к мозолям рукой, немолодой уже мужчина с удивлением обнаруживал для себя знакомые лица.
Вот возле стойки сидит бородатый кучер, что постоянно рассказывает о своей мечте открыть собственную мастерскую по производству телег. Он, если верить посетителям, ежедневно приходит в этот кабак чтобы пропустить в одиночку пару-тройку кружек пива, раз за разом жалуясь на нехватку средств для аренды места под мастерскую. Интересно, а сколько звонких монет он уже успел потратить на ежедневную порцию хмельного напитка?
А вон там, у самой двери, весело кокетничает особа, удивительным образом сохранившая свою красоту к сорока годам. О количестве охмуренных и облапошенных ею мужчин в данном кабаке уже давно ходят легенды, но новым жертвам ее сетей окружающие не спешат выдавать столь ценную информацию. Вот и сейчас славный капитан небольшой шхуны приобнимает хихикающую мадам за талию, не замечая, что через столик уже принимаются ставки на тему занесения его в длинный список бывших мужей.
Вот молодой и пылкий парнишка уже попался на удочку местного забияки, предлагая тому решить их спор по-мужски за стенами кабака. Он упустил из виду, что двое ребят вороватого вида, незаметно покинули помещение и уже ожидают предсказуемого исхода схватки, гарантирующего несколько медных монет и едва поношенные сапоги.
А это некогда знаменитый в городе поэт, сочинивший половину песен, распеваемых в этом кабаке. Хотя сейчас он топит очередную строфу в глотке хмельного нектара, растворяя рифму в сладком дурмане.
Но все же большая часть местной публики, — портовые работяги, пропивающие кружка за кружкой свое дневное жалование. Они искренне радуются мелким удачам, орут песни. И так же искренне изливают друг другу душу, жалуясь на нелегкую жизнь и рухнувшие мечты.
— С вас медяк, сеньор, — прервал созерцание совсем молодой паренек, принесший небольшую кружку хмельного меда.
Плотник ухмыльнулся и вынул из кармана медную монету с изображением грозного лика Его Величества. Интересно, какова цена этой монеты? Сколько труда вложили в нее рудокопы и чеканщики? Позволив себе мгновение на эти вопросы, он передал монету мальчугану.
А если так подумать, то какова цена этой пинты меда? Через чьи руки она прошла, прежде чем попала к нему? Сколько труда в нее вложено? Как живут те люди, что создали ее? Нравится ли им дело, которым они занимаются?
На эти вопросы сложно было найти достоверный ответ. Впрочем, ситуация уединения и отсутствие собеседника способствовала появлению в голове множества странных вопросов, как будто подначивая на долгий диалог с самим собой.
Еще раз окинув взором кабак и не найдя ничего интересного для наблюдения, плотник позволил себе погрузиться в бесцельные размышления.
Все эти люди вокруг, они что-то в этой жизни делают? Вроде как должны, иначе откуда было бы брать медяки на пиво? А что они делают, во что они вкладывают себя? Пивовар делает пиво, пекарь — хлеб, а, например, кучер? С одной стороны, он перевозит людей и вещи, с другой стороны он ничего не создает… В тоже время торговцы, чьи кошели лопаются от серебра, по-сути тоже лишь перевозят то, что сделано другими…
Тут блуждающая мысль зашла в тупик, явно отвыкшая от таких прогулок. Плотник попробовал вспомнить, когда же в последний раз он позволял себе такие размышления. А вспоминалось лишь беззаботное детство, когда он валялся на лугу и часами придавался подобным играм. Или это была уже юность?
Странно, что же с тех пор изменилось?
Пришла взрослая жизнь, необходимость зарабатывать себе на пропитание… Он стал плотником. Стоп… А почему именно плотником, а не купцом или каменщиком?
Теперь приходилось усердно ковыряться в залежах воспоминаний, выхватывая смутно различимые обрывки решений, принятых давным-давно.
Что-то хотелось сделать, в те минувшие годы, ради чего он и пошел подмастерьем в портовую верфь. Но за вереницей дел, суеты, нахлынувших бытовых проблем это что-то забылось.
Стало как-то печально. Плотник уже не слышал как орали пьяные моряки, как стучал пустой кружкой по стойке кучер, требуя добавки. Вся реальность сузилось до одного маленького хвостика ускользающего воспоминания, которое пыталось уловить уставшее от трудового дня сознание. Как будто это было что-то необычайно важное, что двигало его жизнью все это время.
— Что-то не так с медом, сеньор? — прервал раздумья голос мальчишки, удивленного тем, что плотник так и не притронулся к своему заказу.
— Н-нет… все хорошо, — виновато улыбнулся он в ответ, — просто задумался чего-то.
Мальчик улыбнулся и пошел собирать опустевшие кружки с соседнего стола.
Плотник пододвинул к себе мед, увидел в нем отражение своих потускневших от возраста глаз и снова задумался.
Что же беспокоило тогда, когда он был таким-же мальчишкой? Он часто выбегал из дома, забирался на деревья, холмы и часами думал о чем-то, смотря на небо… На это далекое, странное и манящее небо… На то как величаво плывут по нему облака, словно корабли… Корабли, которые качались морскими волнами, подхватывали попутный ветер и все никак не могли подняться к тучам…
Затуманенный взор уступил место блеску в глазах, нетронутая кружка меда — кусочку угля, воспоминания о небе — чертежам. Старый покачивающийся столик кабака стал простором для идей, и плотник начал рисовать…
Ульф Торденсон
2008.04.24
